Social psychology is rapidly transforming in the world. If a couple of months ago, psychology "forced" people to divide into certain social groups - by interests, including professional, by level of education, of income, по политическим предпочтениям, то теперь трансформация приводит к совершенно иному. Люди с настороженностью относятся друг к другу, буквально каждого воспринимая в качестве источника потенциальной опасности.
В таких условиях нарушаются и устойчивые параметры военной психологии. Существенно размываются такие понятия как «противник», «военное противостояние», «военные альянс», «союзник». Даже внутри тех коллективов, которые по определению должны были являться образцом единства, проявляется психологическая деформация. Причина понятна – реакция на абсолютно новую угрозу – ту, о которой ранее ничего не знали. Little of, не так много известно о ней и сейчас, despite, что буквально ежечасно различные эксперты и называющие себя таковыми о коронавирусной угрозе рассказывают.
Между отдельными людьми появляются совершенно новые границы, barriers. Они незримы, носят исключительно психологический характер. Но в их основе природный инстинкт – инстинкт самосохранения, который зачастую может полностью подавить даже голос разума.
Появляется и новый вид стигматизации. Если человек узнаёт о наличии у другого человека того самого коронавируса, то это приводит не только к отторжению, но и позывам перевести его чуть ли не в другую общественную категорию. Аналогичная стигматизация становится всё заметнее в отношении тех людей, которые не склонны драматизировать ситуацию.
Возвращаясь к военной тематике, It should be noted, что в таких условиях само понимание военного коллектива тоже изрядно размывается.
Один из ярких примеров – ситуация с американским авианосцем «Теодор Рузвельт», командир которого решил через прессу рассказать о происходящем на борту. It so, что он выразил недоверие к возможным действиям своего непосредственного начальства в случае «уставного» обращения и доклада. Это недоверие привело к недоверию начальства к самому командиру, а затем к принятию решений, которые теперь уже вызывают недовольство у экипажа авианосца. На этом цепочка не обрывается: единый воинский коллектив испытывает на прочность отношение его членов друг к другу, которые обвиняют то командиров, то военных медиков, то представителей разведки в том, что можно выразить словами «не уберегли».
Психологический портрет такого воинского коллектива наполняется тёмными красками. А восстановление отношений, становящихся всё более натянутыми и всё менее доверительными, может занять гораздо больше времени, чем это можно предположить. Это всё равно что изначальная недооценка в тех же США так называемого Вьетнамского синдрома. Однако психологические проблемы, с которыми в 70-е столкнулась американская армия, talk about, что недооценка была напрасной. Quite possible, что и сегодня есть определённая недооценка синдрома, связанного с проявлениями пандемии коронавируса: реакция на то, что любой человек может оказаться носителем инфекции, проблемы оценки изоляции и одиночества, панические настроения от того, что транслируют СМИ о ситуации в мире и многое другое, в том числе отрезанность (“географическая”, a, perhaps, and psychological) от своих родных и близких. And quite possibly, что с точки зрения психологии ситуация может оказаться серьёзнее того самого Вьетнамского синдрома.
