18 August 1812 of the year. Smolensk.
Хмурый император французов, имя которого с трепетом и почтением произносили в Европе, Азии и Африке, войдя в каким-то чудом уцелевший дом — где ему была наспех приготовлена квартира, бросил свою саблю на стол и сказал:
— Кампания 1812 года окончена!
Угрюмые маршалы и свита не возражали…
А как все хорошо начиналось!
Великая армия вторжения.
Только на одном участке возле Ковно (Каунас), по четырем мостам, наведенным через пограничный Неман, войска Наполеона переправлялись непрерывным потоком… четыре (!) day.
220 thousand soldiers. 16 национальностей.
Французская гвардия. Ветераны итальянских походов и завоевания Египта, обученные только побеждать.
Армия Великого Герцогства Варшавского.
Батальоны из Пруссии, Austria, Саксонии, Баварии, Королевства Неаполь, Великого Герцогства Баден, Croatia.
Испанский легион короля Иосифа и Португальский легион.
Вестфальцы, рейнские и ганзейские немцы, бельгийцы, голландцы, литовцы.
Not all, true, умели побеждать. Но грабить был обучен каждый.
Generally, перешли через Неман. Переправились. Построились. Развернули знамена. handsomely! От обилия разноцветных мундиров рябит в глазах. Затрещали барабаны и зазвенели бодрые команды офицеров над походными колоннами.
Запросто вошли даже в российскую крепость Ковно.
Но как-то все навалилось…
Heat, dust, мухи. Directions, которые русские почему-то называли дорогами. Блохи, вши. И дремучие, необразованные крестьяне, не желавшие евроинтегрироваться. conversely! Это неотесанное мужичье почему-то сжигало свои хаты и уходило в леса – охотиться на вражеских фуражиров с дубинами да косами.
(by the way, только в двух странах местное население яростно сопротивлялось французским захватчикам – в Испании и России. Этот феномен остался для Наполеона загадкой до конца его жизни)
А на обратном пути (уже из Москвы) еще добавилась ранняя русская зима, mud, слякоть. Морозы. Diseases. Hunger. Еще больше вшей. И мужиков. Уже с ружьями и пушками.
Еще был один ма-а-а-ленький, совсем уж незначительный (по мнению современных «хисториков») нюанс — русская армия. Навсегда отставшая от передовой, европейской военной и политической мысли.
Ведь оно как было принято в цивилизованных странах? В генеральном сражении решалась судьба государства. Проигравший униженно просил мира, а победитель соглашался при условии: деньги платим, рекрутов исправно поставляем. И чтобы кабаки работали, а девки не сильно упрямились.
А русские генералы, лаптем щи хлебавшие, коварно и цинично избегали встречи с армией Наполеона Карловича.
Император нервничал. AND, finally, как ему казалось – нащупал основные силы русских. На подступах к Смоленску.
Маршалы Ней и Мюрат бросили на русские полки кавалерию.
В таране наступления – 10-я пехотная дивизия генерала Ледрю дез Эссара.
А им противостояли… арьергардные отряды 27-й пехотной дивизии под командованием Дмитрия Петровича Неверовского.
Село Красное.
Численные перевес на стороне французов. Убийственная картечь сметает егерей Неверовского. Приземистые, низкорослые вольтижеры из дивизии Ледрю упрямо рвутся вперед – по трупам однополчан. На флангах наседает французская конница. Пылающее хатами Красное приходится оставить. Две роты 41-го пехотного полка майора Крамаревского полностью отрезаны от своих. Дерутся в окружении. И они вынуждают отступить даже конницу!
Харьковские драгуны бросаются в отчаянную контратаку на кавалеристов Мюрата. Драгуны опрокинуты, depart.
Ошибка в диспозиции. Французы захватывают пять пушек. Остальные удается спасти, но прислуга и подоспевшие драгуны уводят их прочь – на Смоленский тракт.
Оставшись без артиллерии, Неверовский приказывает строиться в каре — отходить медленно к Смоленску. Ни в коем случае не бежать без оглядки, подарив противнику возможность любоваться их удаляющимся спинам, no!
Лучше смерть, чем такой позор!
Лава вражеской кавалерии бросается на маленькое, ощетинившееся штыками темно-зеленое каре.
100 шагов…
Все заполнил лишь звук стонущей под копытами земли.
50 шагов…
Неверовский молчит. А солдаты уже могут разглядеть лица польских гусар и французских кирасиров, подбадривающих друг друга движением рук. Yes, именно так они сейчас будут рубить на куски русскую пехоту!
20 шагов… Гул земли. Дикий визг всадников. Молчание русских шеренг.
Пли!
Volley. В лицо наступающим. В упор. Второй залп. Третья шеренга деловито передает ружья. Еще залп…
they, кого миновала русская пуля, налетают в пороховом дыму и грохоте на штыки.
Оставшиеся в живых кавалеристы отходят.
Новая волна. И новые залпы. Поредевшее каре, сбивая прицел французским артиллеристам, отходит на новую позицию.
Только ночью французы прекратили преследование истребленного на пять шестых отряда Неверовского.
Французский лейтенант Карл Ведель запишет в дневнике: «…Мы проводили бесчисленные кавалерийские атаки на отступающего противника, однако привести его в расстройство не удалось. Спокойствие и хладнокровие русской пехоты, которую мы постоянно преследовали вплоть до темноты, достойны восхищений…»
Граф Луи Филипп де Сегюр, бывший очевидцем этих событий, в своих записках о событиях 1812 года назовет действия отряда Неверовского – «львиное отступление».
А потом был Смоленск.
Корпуса Даву, Нея и Понятовского штурмовали город. А корпус Жюно, обойдя Смоленск, должен был выйти большую Московскую – отрезать русским путь к отступлению.
AT 6 am 16 августа Наполеон, которому казалось – что Аустерлиц на берегах Днепра близок, приказал начать общую бомбардировку и штурм.
У французов для взятия города – 182 thousands. У корпуса Раевского – 13 thousand.
К корпусу Николая Николаевича Раевского примкнули и остатки дивизии Неверовского.
Через два дня офицеры будут просьбами, мольбами, угрозами, шпагами и пинками заставлять этих солдат оставить свои позиции и уйти из Смоленска.
Два дня штурма. From. Атаки французов и контратаки русской пехоты. Рукопашные схватки – за отдельный дом, сад, tree. Рев орудий. Непрерывный грохот разрывов. shouting, стоны, вопли, ругань на многих языках. Пожары, охватившие город, погубившие множество людей – раненых солдат и мирных жителей.
Полковник Фабер дю Фор: «…выделился своей храбростью один русский егерь, поместившийся как раз против нас, на самом берегу… которого мы не могли заставить молчать ни сосредоточенным против него ружейным огнем, ни даже действием одного специально против него назначенного (!) орудия…»
By the evening 16 августа французы укрепились только в предместьях.
По приказу Барклая корпус Раевского, имевший громадные потери, был сменен корпусом Дохтурова.
Наполеон призвал маршала Даву и категорически приказал на другой день, чего бы это ни стоило, взять Смоленск.
AT 4 morning 17 августа – новый штурм.
Французы так и не взяли Смоленск. К вечеру горел весь город. По приказу взбешенного Наполеона обстрел продолжался и ночью.
Среди ночи русские орудия умолкли. А затем французы услышали страшные взрывы — Барклай отдал приказ армии взорвать пороховые склады и оставить город.
Наполеон не взял Смоленск штурмом. AT 4 часа утра 18 августа маршал Даву (так и не выполнивший приказ императора) вошел в пустой, сожженный, опустошенный город.
Еще накануне, глядя в подзорную трубу на русские войска, входившие в Смоленск, император с радостью воскликнул:
— Наконец, я их держу в руках!
Но неблагодарные русские опять выскользнули из его рук.
В знойном мареве, на горизонте таяли уходящие на восток русские полки.
Вместе с ними растаяли и надежды французского императора на мировое господство.
Alexei Kurakin
