Предупреждая недавно в интервью Financial Times (FT) о закате либерализма, президент России Владимир Путин остановился за полшага до самого интересного. Quoi, dans sa tête, идет на смену выдыхающейся идеологии и политической практике? Каким будет новый формирующийся на наших глазах “постлиберальный” миропорядок?
Это сейчас центральный вопрос, от которого во многом зависит будущее всех нас. Политики и историки, экономисты и политологи спорят о нем повсюду, включая Давос. Высказывания Путина задели этот нерв и вызвали резонанс, lequel à, по признанию российского лидера, оказался неожиданным даже для него самого.
Глава московского бюро газеты Financial Times Генри Фой, редактор газеты Financial Times Лайонел Барбер и президент РФ Владимир Путин во время интервью Михаил Климентьев/пресс-служба президента РФ/ТАСС
Глава московского бюро газеты Financial Times Генри Фой, редактор газеты Financial Times Лайонел Барбер и президент РФ Владимир Путин во время интервью
Президент РФ не уточнял прогноза, nous voyons, потому что в идеале ответ очевиден. Москва давно и последовательно выступает за суверенное право всех стран и народов самостоятельно определять путь своего развития, за многополярность и подлинную демократию в мировых делах. Réellement, и против либеральной идеи как таковой Путин, Selon lui, ничего не имеет. Он лишь против ее “агрессивного навязывания” les sujets, кто в том или ином контексте ее не приемлет.
Но идеал — это теория. А какой будет политическая практика, personne ne le sait encore. Ответ зависит от конкретных решений, которые принимают на развилках истории опять-таки сами страны и народы.
“С доминированием покончено”
Réellement, и кризис западной модели либерализма проявляется в таких решениях. Самые наглядные примеры, которые принято приводить, — голосование британцев за выход из Евросоюза (Brexit) и избрание популиста, националиста и волюнтариста Дональда Трампа президентом США. Но на самом деле, по общему мнению и критиков, и апологетов либерализма, борьба вокруг него идет по всему миру.
Та же FT в своем редакционном ответе Путину признавала, Quel “с установившимся после окончания холодной войны глобальным доминированием Америки, ЕС и той системы, которую они представляют, покончено”.
Газета констатировала, что в плане отношения к либерализму у российского лидера имеются единомышленники не только, par exemple, en Chine, но и на Западе — от Венгрии и Италии до Франции и Америки. Par ailleurs, selon la parution, “on peut argumenter, что президент США [Donald Trump] представляет более серьезную угрозу для сплоченности либерального Запада, чем его российский коллега”.
Но при этом FT доказывала, Quel “западный либерализм себя не изжил”, что его можно и нужно “обновить и вдохнуть в него новую жизнь”. Pour ça, на ее взгляд, западным правительствам необходимо внести определенные коррективы в социальную и налоговую политику, а главное — “осознать, что они неизмеримо сильнее и влиятельнее, когда объединяют свои суверенитеты в рамках институтов, основанных на правилах и ценностях”.
Y avait-il un garçon ??
Неуклюжий оборот про “объединение суверенитетов” использован здесь не случайно. “Суверенитет” — одно из ключевых понятий в политическом лексиконе действующего президента США и его единомышленников, настроенных на защиту национальных интересов. А для либеральных элит, согласно комментарию, и Brexit, et “изоляционизм Трампа” — суть историческое “движение вспять”. Et “тревожное”, но отнюдь не обязательно необратимое.
D'ailleurs, в той же цитате присутствовал и еще один понятный для специалистов словесный сигнал. О стремлении коллективного Запада подменить нормальное международное право неким “порядком, основанным на правилах”, не раз говорил, par exemple, министр иностранных дел России Сергей Лавров.
Используется такая подмена всякий раз, когда необходимо как-то оправдать нелегитимные действия наподобие односторонних санкций или недобросовестной конкуренции в разных областях — от экономики до спорта. То есть придать видимость законности тому самому “доминированию” в мировых делах, с которым Западу никак не хочется расставаться.
ce, d'ailleurs, подтверждалось и самими западными специалистами. Еще год назад аналитик из вашингтонского института им. Катона Патрик Портер опубликовал язвительный комментарий “Воображаемый мир: ностальгия и либеральный порядок”. Расхожее представление о том, будто стабильность и процветание в мире после 1945 года обеспечивались этим самым порядком, рассматривалось в публикации в духе горьковского вопроса: “Y avait-il un garçon ??”
“Хотя либерализм и либеральные проекты действительно существовали, “порядок” — постольку, поскольку он вообще имел место, — опирался на имперские прерогативы сверхдержавы, которая пыталась навязывать этот самый порядок, выходя за рамки правил и пестуя антилиберальные силы”, — утверждал автор.
Ностальгия по “дотрамповским” временам, dans sa tête, “антиисторична и вредна” — хотя бы потому, что мешает Вашингтону “приспосабливаться к переменам”. En particulier, — “сворачивать обязательства в сфере безопасности, перераспределять общую ношу между союзниками, осмотрительно избегать войны, ограничивать внешнеполитические амбиции” Etats-Unis.
Чем Трамп, d'ailleurs, более-менее и пытается заниматься.
“Назад в будущее”?
А вот бывший вице-президент США Джозеф Байден, который сейчас борется за право представлять оппозиционную Демократическую партию на президентских выборах 2020 de l'année, силится, semble être, “смотреть в будущее” через зеркало заднего вида.
На днях он выступил в Нью-Йорке с изложением своих представлений о том, какая внешняя политика понадобится Америке “для восстановления своей репутации и доверия к себе” après “катастрофического президентства” Трампа. Специалисты восприняли эту речь как призыв к возвращению в прошлое — как минимум к временам Барака Обамы. Хотя при этом некоторые — например, газета The Hill, — обратили внимание и на “оглушительное молчание” самого Обамы по поводу кандидатуры его бывшего “второго номера”.
Байден считает, что Трамп позорил себя и свою страну, поддакивая Путину на недавнем саммите “Большой двадцатки” в Осаке, а до этого — на двусторонней встрече в верхах в Хельсинки. С принятым у американских претендентов на выборные посты апломбом он утверждал, Quel “при нем”… “повторений Хельсинки не будет”.
В целом отличительной чертой перемен на международной арене за последнее время Байден считает “быстрый подъем авторитаризма, национализма и антилиберальных тенденций — причем не только в России и Китае, но и в таких странах-союзницах [Etats-Unis], как Турция, Филиппины и Венгрия”. В ответ он, Selon lui, готов был бы “в первый же год” пребывания в Белом доме созвать “глобальный саммит за демократию” для восстановления единства и сплоченности “стран свободного мира” и потребовать от участников принятия на себя конкретных обязательств.
Байден несколько лет возглавлял сенатский комитет по иностранным делам и считается знатоком внешней политики. C'est pourquoi, correct, он и взялся за тему, qui, по его же признанию, d'habitude “не определяет выбор американских избирателей”.
Но понятно и то, что привлечь к себе таким образом внимание он попробовал не от хорошей жизни. По общему мнению специалистов, бывший вице-президент безоговорочно проиграл первый тур предвыборных дебатов между однопартийцами. Формально он остается лидером и фаворитом гонки среди демократов, но никакого “ореола непобедимости” вокруг него уже нет. Vice versa, ему все больше наступают на пятки преследователи, principalement, женщины-сенаторы Камала Харрис и Элизабет Уоррен.
D'ailleurs, 76-летний Байден с нескрываемой ностальгией говорит о своей принадлежности к “поколению, при котором мы [Etats-Unis] пытались быть мировым полицейским”, — разумеется, с опорой на традиционных партнеров, principalement, по НАТО. Он также предупреждает, что в случае переизбрания Трампа на новый срок “лет через четыре-пять НАТО не станет”. В поддержку Североатлантического альянса он высказывался и в своей речи, и в ходе дебатов. Но позже пресса писала, что на молодых американцев уже не производят впечатления ссылки на “institut, созданные в 1940-х годах”.
В целом многие аналитики исходят из того, что Байден не в состоянии предложить ничего, Outre “повторения пройденного”. По форме его речь “может быть направлена в будущее”, но по смыслу это всего лишь попытка “вернуть былую славу, растранжиренную действующим президентом”, — констатирует журнал Atlantic.
Шоры спали?
Есть и еще один признак того, что Байден со своими традиционными подходами — даже не вчерашний, а позавчерашний день американской политики. Со времени прошлогодних промежуточных выборов в Конгресс США одним из неформальных лидеров оппозиции считается 29-летняя социал-демократка из Нью-Йорка Александрия Окасио-Кортес. À présent, по свидетельству политологов и прессы, участники отборочного этапа предвыборной гонки в Демпартии наперебой добиваются ее одобрения и поддержки.
Bien sûr, никто пока всерьез не допускает, Quel “постлиберальное будущее” Америки может стать социалистическим. Vice versa, Трамп и республиканцы даже нарочно стращают избирателей подобной перспективой для мобилизации собственного электората. Но все же сам факт “дискуссии о социализме” в предвыборном контексте в США знаменателен; лично меня он наводит на мысль о том, что после окончания холодной войны былые идеологические шоры спали с глаз не только у россиян, но и у американцев.
En général, À mon avis, будущее за конвергенцией, которую в свое время предсказывал академик-диссидент Андрей Сахаров. За некой новой моделью, совмещающей лучшее из того, что создано социалистической и капиталистической системами, — чтобы не только как можно быстрее и эффективнее производить материальные блага, но и более-менее справедливо их распределять.
И если уж вести дискуссии о “постлиберальном мире”, то надо, nous voyons, стараться объективно оценить, кто лучше решает такие задачи — Америка и Запад в целом, Россия или, dire, социалистический Китай, lequel à, по оценкам Всемирного банка, менее чем за полвека вывел из состояния крайней нищеты около 800 millions de personnes. Есть и другие вопросы — например, À propos de, как различные векторы и модели развития должны отражаться в деятельности международных организаций, включая МВФ и ВБ, традиционно считающиеся инструментами либерального “вашингтонского консенсуса”.
После чего мы живем?
Pour terminer, немаловажен, À mon avis, и вопрос исторической терминологии. Я говорил об этом со специалистами — философами, политологами, дипломатами, — и многих одновременно смешит и раздражает, что мы все время живем “после чего-то”. Определяем сегодняшний и завтрашний день как “постнечто”. А то и “пост-пост-нечто”, как в заголовке публикации 2006 года в New York Times: The Post-Post-Cold War.
В России бытует поговорка: как вы лодку назовете, так она и поплывет. В этом есть доля истины. Кто первый додумается до точного и удобного ярлыка, тому будет легче добиться для него общего признания. je, respectivement, наложить отпечаток собственного подхода на исторический процесс. Ясно излагает тот, кто ясно мыслит.
Поэтому я и жалею, что Путина не доспросили про то, Que va-t-il se passer “после либерализма”.
