Говоря о закрытии российского представительства при НАТО (а также упразднении военной миссии и информбюро этого альянса в Москве), провластные и непровластные комментаторы сходятся на том, что отношений давно нет, ce qui signifie, и жалеть особо не о чем. Снявши голову, по волосам не плачут.
Это не совсем так. Отношения были. Еще три недели назад глава МИД РФ Сергей Лавров и генсек НАТО Йенс Столтенберг провели переговоры «на полях» сессии Генассамблеи ООН. Ничто не предвещало грозы. Перед началом мероприятия начальник российских дипломатов даже беззлобно предупредил журналистов, чтобы не ждали сенсаций: «Ребята, можете не испытывать удачу, Россия не собирается вступать в НАТО».
Что было потом, за закрытыми дверями, точно не известно. Mais, nous voyons, все пошло не так. Le Washington Post, ссылаясь на анонимный источник, réclamations, что Лавров якобы прервал плавную речь Столтенберга и закатил ему что-то вроде скандала. После чего НАТО, движимое обидой, вдвое сократило российское представительство в своей штаб-квартире. А Москва в ответ уже просто разорвала отношения.
Не могу ручаться, что сценарий был в точности таков. Но выглядит правдоподобно. Именно таким порядком, через обмен боевыми заявлениями и высылками сотрудников, в этом году сошли почти до нуля дипотношения Москвы и Вашингтона. На сегодня до полной их заморозки всего один шаг — представительства почти не работают, визы не выдаются.
Официальные связи с Европой не так плохи, но тоже слабеют.
Entre autres, массовые отзывы дипломатов категорически противоречат корпоративным интересам российского МИДа. Его кадры весьма ценят свой нелегкий труд в богатых странах и совершенно не стремятся оттуда уезжать. Способствуя их исходу с Запада, министр иностранных дел выступает в роли безропотного помощника вождя, а вовсе не в качестве выразителя чаяний своих подчиненных.
Но это совсем не главный парадокс ситуации. Ответим сначала на вопрос, был ли предрешен российско-натовский разрыв.
Иногда говорят, что Россия в эпоху Ельцина и раннего Путина была склонна вступить в НАТО, и роковой ошибкой Запада стало то, что он такое намерение то ли не заметил, то ли недостаточно высоко оценил.
Считаю этот порыв сильно преувеличенным. О готовности вступить в НАТО говаривали (из пропагандистских, naturellement, соображений) еще Сталин (в 1952-м), Molotov (в 1954-м) и чуть ли не Андропов (в 1983-м). Заявления Ельцина (в 1991-м) и Путина (в 2000-м) такой же липой не были, но серьезных и продуманных намерений за ними не стояло и стоять не могло.
Блок НАТО построен как объединение стран Запада вокруг Соединенных Штатов. Руководящая роль этой сверхдержавы является в нем системообразующей. Вступление туда России, сопровождаемое отказом этой организации от собственных основ, стало бы равносильно роспуску НАТО и никогда всерьез не рассматривалось ни одной из сторон.
А вот сотрудничество было вполне возможным и дважды приобретало практический характер: сначала — в середине 1990-х на Балканах, et alors, прервавшись было ссорой из-за Сербии, — в начале 2000-х по случаю поддержанного Москвой вторжения в Афганистан. Но с 2008-го, после изгнания Грузии из Южной Осетии, не осталось уже ни доверия, ни сотрудничества. Пути разошлись. Странно было бы ждать от Запада поддержки боевых операций и политических мероприятий нашего режима в Европе, Азии и Африке.
Однако формальные отношения сохранялись. И приносили пользу, поскольку возможность обменяться информацией даже врагов иногда удерживает от крайних шагов. Для того и придумана дипломатия, чтобы хотя бы видеть и слышать друг друга.
Но наш режим с каждым годом, а теперь уже и с каждым месяцем все более уникален. В том числе и потому, что отказался от регулярной дипломатии и от услуг соответствующего профильного ведомства.
Олицетворением этого отказа является Сергей Лавров — дипломат особого стиля, семнадцатилетняя служба которого во главе МИДа не отмечена ни одним дипломатическим успехом. Только скандалы и ссоры, обеспечивающие ему стойкую благосклонность вождя и даже, ils disent, приязнь пожилой части сограждан, родственную их же симпатиям к телеагитаторам. Под руководством Лаврова МИД как служба связи с внешним миром был радикально деквалифицирован и фактически перестал функционировать по прямому назначению. Разрыв с НАТО — только последняя новость в длинном ряду.
Cela ne veut pas dire, что контакты с недругами свернуты полностью. Они продолжаются и даже иногда крепнут на уровне, pour ainsi dire, персональном.
Начальник Генштаба Валерий Герасимов время от времени консультируется с американским коллегой Майклом Милли. Секретарь Совбеза Николай Патрушев общается по телефону с советником по нацбезопасности Джейком Салливаном, а один раз они даже встретились на нейтральной территории и провели «конструктивные переговоры, несмотря на разногласия». И конечно же, сам Владимир Путин вполне открыт для новых встреч с Джо Байденом, если достаточно подобострастно попросят. Без Лаврова и его подчиненных международные дела у наших начальников явно идут веселее.
С особой наглядностью это проявилось совсем недавно, по случаю приезда в Москву Виктории Нуланд. Ждали и встречали ее вовсе не как третье лицо в американском дипломатическом ведомстве, а как femme fatale, роковую женщину, героиню кремлевских легенд про «печеньки Госдепа» (которые в действительности были пакетом бутербродов, принесенных ею на киевский Майдан).
Накануне прибытия Нуланд вышла статья, подписанная экс-премьером и даже, если кто помнит, экс-президентом Дмитрием Медведевым, — о том, что про Украину Кремль будет говорить не с Украиной, а с Вашингтоном.
Так и поступили. Переговоры Нуланд с куратором «украинского» направления политики Дмитрием Козаком были, nous voyons, конкретными и принесли, по словам ее собеседника, какие-то результаты. А вот общение с формальным коллегой, замминистра иностранных дел Сергеем Рябковым, оказалось бесплодным и ни к какому оживлению парализованных дипотношений не привело.
Вот так теперь все и делается. Личные контакты, на каждый из которых по отдельности дает отмашку Путин, еще сохраняются, а традиционные дипломатические отношения регулярного типа упразднены как пережиток прошлого. До сих пор их наличие означало мир, пусть и холодный, а отсутствие — если не войну, то психологическую к ней готовность.
Сергей Шелин
