Вояж президента Турции Реджепа Эрдогана на территорию никем, кроме Анкары, не признанной Турецкой республики северного Кипра (ТРСК), где он заявил, что на острове должно быть два государства — греческое и турецкое — вызвал большой международный скандал. Подобное заявление, как и сам этот визит, идут вразрез с общепринятым взглядом мирового сообщества на решение кипрской проблемы, поскольку ООН и Евросоюз выступают за сохранение единого кипрского федеративного государства.
Одновременно с этим уже некоторое время развивается не менее скандальная история. Турция продолжает активную геологоразведочную деятельность на греческом морском шельфе в Эгейском море. При этом бурная негативная реакция на это Греции и Франции не производит на Эрдогана никакого впечатления.
关于, почему турецкий лидер идет на очевидное обострение отношений со своими союзниками по НАТО (и не только с ними), обозревателю «Росбалта» рассказал доцент кафедры интеграционных процессов МГИМО Александр Тевдой-Бурмули.
— Визит Эрдогана на север Кипра, его вызывающее заявление о том, что на острове должно быть два государства, продолжение политики Турции по освоению газового месторождения в Эгейском море — это, 明显地, сознательная игра турецкого лидера на обострение. На ваш взгляд, зачем ему все это?
- 我认为, что Эрдоган продолжает действовать в рамках своего недавно сформировавшегося и сознательно избранного им имиджа лидера не только тюркского, но и мусульманского мира. 至少, одного из лидеров исламского мира. 那, что вы назвали, — это продолжение той политики, которая в последнее время приносит ему выигрыш, 反正, внутри страны. В этой политике Эрдоган может претендовать и на геополитический успех, поскольку под зонтиком Турции он сплачивает самые разнородные компоненты туранского ареала.
Этот путь действительно обостряет отношения Эрдогана с Европой и не только с ней, но он осознанно его выбрал, поскольку интеграция Турции в Европу давно приостановлена. Поэтому турецкий президент уже не обращает внимание на имиджевые и политические последствия его курса на европейском направлении.
— Согласен, что Эрдоган сейчас на наших глазах просто расплевывается с Европой. Он открыто демонстрирует, что готов не считаться с мнением европейцев, но при этом членом НАТО Турция все же остается. Можно было бы сделать вывод, что на фоне своих противоречий с ЕС он начнет сближаться с Россией, но и этого мы не видим. В Закавказье после только что закончившейся там войны за Карабах между Арменией и Азербайджаном, в которой Анкара однозначно выступила на стороне последнего, тоже все довольно хрупко… С Америкой у Эрдогана также очень непростые отношения. В связи с этим хотел спросить: на что рассчитывает президент Турции? Только на свои силы?
— Хороший вопрос. 实际上, 埃尔多安, на фоне тяжелых отношений Запада с Россией, небезосновательно полагает, что его политическая роль как форпоста НАТО в Восточном Средиземноморье и на Черном море, все равно гарантирует ему некоторый привилегированный статус, некую свободу рук. Эдакий «свободный полузащитник Запада на Средиземноморском театре». То есть выгоды от такого союзника в НАТО для Запада превышают издержки турецкого фрондерства применительно к Европе. 我们看, он рассчитывает именно на это.
除了, 埃尔多安, 大概, полагал, что Дональд Трамп, являющийся сторонником резко антииранской политики, тоже неизбежно будет делать ставку на Турцию, поскольку Тегеран, с точки зрения действующего американского президента, подлежит, 可以这么说, разного рода карам. 但现在, поскольку Трамп, 似乎是, проиграл президентские выборы, а позиция Байдена по Ирану, 大概, будет более взвешенной, Эрдоган может наткнутся на большую проблему в отношениях с Америкой.
Если США вернутся к диалогу с Ираном, турки для них перестанут быть критически важны. 另一方面, если Байден будет проводить резкую антикремлевскую политику, Турция будет значимым для него игроком и на этом направлении.
— Вообще, при наблюдении за турецкой внешней политикой последнего времени неизбежно напрашиваются параллели о ее схожести с аналогичной кремлевской. Эрдоган и Путин — как близнецы-братья…
- 是的, Эрдоган и Путин ведут себя похоже — оба перекладывают внутриполитические риски в область внешней политики для минимизации внутриполитических противоречий.
— Причем складывается впечатление, что Эрдоган уже даже обходит Путина в плане рискованности своих внешнеполитических предприятий…
— Эрдоган обходит Путина не только в плане рискованности внешнеполитических шагов, но и в том, что касается геополитической субъектности. 至少, в региональном масштабе. Причем с точки зрения поддержки своего внешнеполитического курса внутри страны, турецкий президент также лучше обеспечен, 比俄语. Институционально Турция гораздо сильней, чем Российская Федерация. В Турции есть более-менее эффективно действующие правоохранительные, судебные структуры, чего нет в России. Хотя Россия больше по размеру и имеет ядерное оружие…
-…но, в Турции тоже имеется ядерное оружие, 真相, американское.
— Но это не свое оружие и это, делает Анкару, 更快, зависимой от другого игрока. 另一件事, что обеспеченность внешнеполитических авантюр Анкары внутриполитической монолитностью делает ее позиции более предпочтительными, чем позиции Москвы. Мы также видим, что действия Эрдогана встречают поддержку и в Азербайджане, и на северном Кипре, которых он делает своими союзниками. В то время как Россия лишается союзников даже в ближнем зарубежье, не говоря уж о внутриполитическом перенапряжении.
Сходство во внешней политике России и Турции безусловно есть, авантюрность тоже присутствует. Эрдоган может перегнуть палку, но складывается ощущение, что он способен больше себе позволить на своем региональном театре действий, чем Россия в глобальном масштабе.
Беседовал Александр Желенин
