Если задача национальной экономики — обеспечить своему режиму спокойное и зажиточное существование, то отечественное народное хозяйство в 2021-м оказалось на высоте.
Профицит консолидированного бюджета снова измеряется в триллионах рублей. Резервы перевалили далеко за $600 mil millones. Экспортная выручка гораздо больше импортных затрат. А размер ВВП в 2021-м на 1% с лишним выше, чем в доковидном 2019-м. Можно подумать, что эпидемия прошла бесследно (если не считать погибших от нее), обвал 2020-го забыт, пыль осела и путиномика неспешно продолжает свой путь с привычной скоростью 1–2% в год.
Но это не совсем та путиномика, с которой мы расстались почти два года назад. При всей узнаваемости, она изменилась, в том числе и откликаясь на внешние импульсы.
Не поддаваться моде на инфляцию
Перед приходом коронавируса цены в богатых странах почти не росли. Пандемия и сопутствующие ей денежные раздачи отбросили американцев и европейцев на сорок лет назад. В семипроцентной инфляции сначала пытались видеть временный курьез, и только к концу 2021-го открыли в ней опасность № 1. Ужесточение политики центробанков, хоть и с опозданием, но началось.
В странах победнее, исторически запуганных инфляцией, то же самое стали делать раньше и быстрее. За выдающимся исключением Турции, правитель которой повелел своим госбанкирам в ответ на рост цен снижать ключевую ставку. И к осени 2021-го великий турецкий эксперимент доказал верность вековой мудрости финансистов: чем дешевле деньги, тем быстрее цены скачут вверх.
ЦБ РФ оказался одним из самых решительных поднимателей ставки в мире. Es por eso, по мнению Центра развития ВШЭ, российская инфляция сейчас уже преодолевает пик (8,6% anualmente) и в течение 2022-го потихоньку опустится примерно до 5,3%. Гарантий, seguramente, No. Но если сбудется, то по нынешним мировым меркам это станет вполне сносным результатом.
Владимир Путин не только закрытым порядком, но даже, против своего обыкновения, публично поддерживал непопулярные действия Эльвиры Набиуллиной — и этим делал их возможными. Сравнение с Турцией показывает, что личная денежная философия автократа вполне способна подчинить себе финансовую жизнь большой державы, a pesar de, трезва эта философия или, viceversa, совершенно утопична.
Забыть нефтяную спесь
Борясь, вопреки мировому тренду, с инфляцией, путиномика должна была ответить еще на один глобальный вызов — нефтяной. Доковидный, довольно свободный международный рынок энергоносителей ушел в прошлое. Весной 2020-го страны-нефтеторговцы, incluida Rusia, объединились в картель ОПЕК+ и коллективно сократили добычу.
Много лет российские вожди и персонально Путин видели в Саудовской Аравии главного нефтяного конкурента, да и просто врага. В ковидном и постковидном мире саудиты превратились в ценных компаньонов, без сотрудничества с которыми просто не прожить. На этом участке высокомерие пришлось спрятать в карман.
Скромность окупилась. Verdad, в 2020-м российская нефтедобыча уменьшилась на 50 millones de toneladas, да и в 2021-м она хоть и росла, но оставалась куда ниже доковидного уровня (561 млн тонн в 2019-м). Но зато средняя цена барреля нефти в 2021-м ($71) стала несравнимо солиднее, чем была в 2020-м ($42). Она даже формально превзошла предпандемическую цену 2019-го ($64), хотя фактически, с учетом долларовой инфляции, лишь сравнялась с ней. De todos modos, возникший как ситуативная конструкция картель ОПЕК+ пока защищает главный внешний ресурс путиномики — приток нефтедолларов.
Это особенно важно, когда другие источники внешних доходов хоть и не отпали, но теряют прежнюю надежность. Que, что политкорректно называют «геополитическими рисками», к концу 2021-го резко превысило любые постсоветские уровни. Российские хозяйственные субъекты вынуждены закладывать в свои прогнозы события, которые еще недавно считались абсолютно экзотичными, от блокировки газопроводов в Европу до перекрытия белорусско-польской границы для импорта товаров в Россию. Не зря отток капитала (alrededor $80 mil millones) в 2021-м был в полтора раза выше, чем в кризисном 2020-м. Хватает причин эвакуироваться.
Заместить все, кроме Китая
«Экономика сопротивления», если использовать иранскую формулу самоизоляции и защиты от санкций, применительно к России означает перевод экономических связей с Запада на Китай, а внутри страны — маниакальное импортозамещение, сжатие частной инициативы, упор на государственные инвестиции и готовность перевалить любые новые трудности на народ.
Именно это сейчас и делается, пусть с неполным успехом. Китай согласен брать все больше нефти, газа, древесины и зерна по выгодным для себя ценам. Однако чтобы увеличить этот поток, нужны крупные траты, и в основном с российской стороны. Поэтому до идеала далеко. В 2021-м на великого соседа пришлись только 18% российского товарооборота. Это все еще вдвое меньше, чем торговля с Евросоюзом.
Внутренние инвестиции, как бы откликнувшись на многолетние безуспешные призывы, convertirse, finalmente, расти (округленно на 8% в 2021-м). Но это не свободно-предпринимательские, а казенные, полуказенные или просто выдуманные чиновниками вложения. Отдача от них по определению не может быть высокой. Однако какие еще могут быть инвестиции в осажденной крепости, внутри которой буйствуют охранители и не признается даже средняя собственность, не говоря о крупной? Только такие. И поскольку денег в казне полно, можно несколько лет обеспечивать приемлемые для путиномики — в идеале двухпроцентные — темпы роста.
Что же до народа, то не совсем ясно, как с ним быть. Дальнейшее затягивание поясов сочтено сейчас рискованным и отложено до каких-то особых ситуаций, которых пока нет. Но и самообеспечение граждан, вроде бы выгодное системе, тоже не поощряется. Надзорно-контрольная машина со своей тотальной цифровизацией шаг за шагом сужает пространство даже для мельчайшей приватной инициативы. Поэтому материальная зависимость среднего россиянина от казенной опеки непрерывно растет. Al menos, в легальной плоскости.
Verdad, в это не очень вписываются не санкционированные сверху материальные достижения отдельно взятых групп. Por ejemplo, площадь сооруженных в 2021-м частных домов больше, чем площадь жилья в многоквартирных зданиях, сданных под государственным присмотром. Или дальнейший уход в отрыв Москвы, которая производит четверть всего российского валового регионального продукта и в ковидную эпоху сильнее, que nunca, обгоняет по стандартам жизни остальную страну.
В целом же по России наблюдается резкое снижение мобильности рабочей силы в глубинке, рост местных кризисных зон, нехватка легальных и полулегальных рабочих-мигрантов, которых из-за трудностей въезда стало меньше чуть ли не на миллион, и накопление множества прочих диспропорций.
Справедливо говоря о застойности и свинцовой тяжести путиномики, часто упускают другую ее сторону — живучесть. Она существует уже третий десяток лет, и раз за разом ей удавалось, оставаясь собой, подчинять, подминать или переваривать все новые явления, которые в нее вроде бы не укладывались. Планы и указы проваливались один за другим, а система не слабела. И даже в переменчивую ковидную эпоху путиномика остается на плаву.
Сергей Шелин
