Харьковский врач, публицист Игорь Джадан был арестован весной 2015 года и вышел из-под стражи летом нынешнего года после изменения меры пресечения и внесения залога. О его деле долгое время почти ничего не было известно
Ходили слухи о том, что врач антимайдана был покалечен при задержании. Лишь после публикации в 2017 году письма политзаключенного украинскому омбудсмену прояснились многие подробности его дела…
Игорь Джадан ответил на вопросы редакции.
С чего начались уголовное преследование и остальные ваши злоключения?
Сначала были суды по обвинению в массовых беспорядках в Харькове 6-8 апреля 2014 года. Параллельно я продолжал работать врачом в поликлинике.
Весной 2015 года ко мне за интервью обратились журналисты «Комсомольской правды». К годовщине крымских событий вышла публикация. Интерес был вызван моей статьей «Операция “Механический апельсин”», написанной для «Русского Журнала» в 2008 году (автор предсказал многое из того, что произошло в Крыму весной 2014 г. – Ред.).
Прошел месяц. Однажды я выходил из поликлиники после приема, и на меня набросились несколько молодых крепких парней. Начали меня избивать, потащили в автомобиль. Я сопротивлялся, потребовал назваться: «Вы – СБУ?» Они назвались «Правым сектором». Я в это поверил, потому что вели себя совсем по-хамски, не предъявили никаких документов. «Сейчас повезем тебя в лес, будем убивать». Надели на голову мешок, повезли в какое-то подвальное помещение. В дальнейшем оказалось, что это всё же оперативники СБУ. И это был подвал СБУ, с тиром. Там была пыточная.
Начали избивать. Говорили, что какой-то склад оружия обнаружен. И долго били битами, требуя признать, что я имел к этому отношение. Потом увидели, что я уже теряю сознание. Могу и умереть, ничего не сказав из того, что требовалось. Это не входило в их планы. Повезли меня в 4-ю больницу, поместили меня в реанимацию под чужим именем. Когда начал приходить в себя, услышал, как за дверью очень агрессивный молодой человек уговаривает женщин умертвить меня.
Медицинских работников?
Да, уговаривал их ввести препарат для инъекций, который применяется при наркозе и приводит к параличу верхних дыхательных путей. Говорил им: «А это вообще лидер белого движения (так он меня представлял). Его бесполезно судить. Его можно только убить».
Я, недолго думая, отцепляюсь от всех инъекций и выпрыгиваю в окно. Это был второй этаж реанимации. Понимал, что далеко не убегу. Но если я – под чужим именем и меня убьют, то никто уже и не узнает, где и что со мной. Цель была – поломать эту программу. Меня подберут, и я уже назову свое имя. Выпрыгнул неудачно: сломанная нога, перелом трех позвонков.
Меня подобрали, понесли на санпропускник – я назвал свою фамилию. Рассказал, что меня выкрал «Правый сектор». Меня помещают в другую отдельную палату, которую охраняют молодые люди с пистолетами, в «гражданке».
Это уже были другие лица?
Да. Они назвались городской управой милиции. Первым делом я просил связь с семьей и адвокатом. Но мне отказали: «Не спеши, все нормально будет. Мы тебя скоро домой отвезем». Представиться они отказывались. Так продолжалось три недели: 29 апреля я был захвачен, а только 21 мая меня повезли в суд для избрания меры пресечения. Моя семья и адвокат всё это время искали меня и не могли найти. А в СБУ им сказали: мы такого не знаем. Впоследствии выяснилось, что и молодые люди, которые меня задерживали, и все эти посетители, и охрана были из СБУ. Весь спектакль был инсценирован СБУ.
О каком складе оружия шла речь?
Якобы его нашли у меня дома. Еще и флаг Новороссии, повешенный на стену. 29 апреля, когда меня захватили, при мне были ключи. А обыск они провели 1 мая. Видно, воспользовавшись моими ключами, туда всё и подбросили.
Но это еще не всё. Через две недели после обыска моих охранников куда-то выдернули. А меня оставляют прикованным наручниками к кровати, в гипсе и в корсете… Я уже понимал: что-то должно произойти. Через полчаса приходят три молодых субчика. У двоих лица закрыты платками. А третий – как раз один из тех парней, которые меня захватывали. И он так смело крутит передо мной ножом, произносит какие-то угрозы. Я говорю: «Ну да, втроем против прикованного и переломанного, с ножом, ты смелый». Они достают из рюкзачка гранаты и пластид, начинают откатывать их у меня на пальцах. Я прикован, один в палате, кричать бесполезно.
То есть 1 мая был обыск, «нашли» гранаты. Впоследствии я видел в материалах дела, что они отправили эти гранаты на экспертизу, потом забрали обратно 14 или 15 мая. Доработали (приложили к моим рукам) и отправили опять на экспертизу.
Отвозить вас домой, как было обещано, никто не собирался?
20 мая меня случайно нашла моя семья. Им сообщили, что меня можно забрать в любой момент, договорились на 21-е. Семья приезжает, а меня уже увезли на суд! Мне предоставили государственного адвоката. Его доводам, что я не могу находиться в СИЗО, никто не внял. Не моргнув глазом, судья Ефремова посмотрела на меня, лежащего на носилках: «Конечно, содержание под стражей, без права внесения залога». В СИЗО меня долго не хотели принимать: «Как это так, зачем сюда в таком состоянии?! Куда он может сбежать?» Но потом взяли, по звонку, очевидно. Отправили в медсанчасть. Да еще и красную полосу пририсовали в карточку: склонный к побегу. И с этого момента меня все четыре года водили в наручниках – как склонного к побегу. Я долго пытался выяснить, от кого и куда бежал. Я ведь думал, что удираю от правосеков в сторону полиции… Мне говорят: «Ну все равно ж ты бежал. Склонен же к побегу».
В чем вас обвиняли?
Изначально предъявлено было обвинение, если не ошибаюсь, по трем статьям. 258-я, ч. 2 – совершение терактов. Якобы я причастен к шести взрывам в городе. 263-я – хранение оружия. И 110-я – сепаратизм. Примерно в ноябре 2015 года было проведено дорасследование: прошли повторные обыски у моих родителей, у родственников моих подельников. Было выдвинуто обвинение еще и в создании и руководстве террористической организацией (ст. 258-3). А также в осквернении государственного флага Украины (ст. 338). Имеется в виду вменяемый мне эпизод о взрыве флагштока. Еще было обвинение в повреждении памятников и культурных ценностей – это касалось вменяемого мне взрыва памятника УПА.
А был хоть один взрыв в Харькове, который не повесили бы на вас?
Взрыв автомобиля, принадлежавшего командиру какого-то территориального батальона, мне вначале вменили. А потом выяснилось, что этот автомобиль был то ли отжат у кого-то, то ли находился в угоне. И это обвинение сняли.
Смех смехом, но к этим взрывам действительно кого только ни привязывали, то по очереди, то одновременно. Объявляли, что Лариса Чубарова обвиняется во взрыве стелы с флагом. Мы с адвокатом долго выясняли: так кого обвиняют в покушении на флагшток? Не могут же два или три человека одновременно обвиняться в одном и том же. Потом Чубаровой инкриминировали участие в незаконных вооруженных формированиях. Такое ощущение, что не знали, куда кого приткнуть и кого можно первым арестовать, решили брать всех. И сами запутались, возможно. Но это мое предположение.
Вам предлагалось какое-то облегчение участи, если вы пойдете на поводу у следствия?
Нет, прямо не предлагалось. Наверное, потому что ответ был известен заранее. Предлагалось косвенно. То есть ожидали от меня каких-то предложений. Но мое предложение такое, если его хотели услышать: оправдательный в течение двух месяцев – и не морочьте мне голову больше.
Вы вышли из-под стражи в момент парламентских выборов. Какие-то изменения в атмосфере чувствуются?
Я воспринимаю всё происходящее сейчас как политическую оттепель. И то, что действительно меня начали судить по закону, что законы (касательно безальтернативной меры пресечения) даже смягчились – тоже свидетельство оттепели. Раньше же ни о каком варианте освобождения моего, кроме как об обмене, речь не шла.
Оттепель, а в то же время на Украине вступает в силу дискриминационный, пещерный закон о языке…
Нам пытаются сверху спустить ту форму национализма, который существовал сто лет назад, как минимум. И, конечно, из этого не получится ничего хорошего. Я могу только сказать, что эти попытки обречены на провал и могут привести лишь к окончательному развалу Украины. Он уже, по сути, начался.
Народу пытаются методами столетней давности, фашистскими методами 1930-х годов внушить нечто, что противоречит реальности. С одной стороны, внушаются несбыточные надежды. И при этом внушаются несбыточные идеологемы. Они не сработали в 20 веке. Почему они должны сработать в 21-м? Непонятно! Что они хотят сделать в Харькове? Чтобы мы все заговорили по-украински? Но этого не будет. Нет такой тенденции там. Пытаются из этнических русских сделать этнических украинцев. Но такого в мире нет, чтоб этнически перековывали более 10 миллионов людей.
Но эти идеологемы внедряются, и кураторы киевского режима не возражают?
Народу и элитам внушаются непомерные амбиции государства Украина, которое чуть ли не европейская сверхдержава. Абсолютно несбыточные мечты внушаются народу. А потом этот народ, обозленный тем, что его ожидания не оправдались, выйдет на улицы и начнет громить власть. Причем это повторяется с регулярностью раз в десять лет.
Мне кажется, что та пара десятков семей, которые владеют сейчас 90 процентами украинского валового продукта, совершенно потеряли чувство реальности. И думают только о том, чтобы побыстрее, побольше здесь хапнуть и куда-нибудь сбежать. А ответственная элита так себя не ведет, не разрушает то государство, в котором живет.
Как вы оцениваете возможные последствия продажи украинской земли? О такой «перспективе» уже прямым текстом говорит новая власть.
Всё это напоминает какую-то ликвидационную комиссию, которая должна обанкротившуюся фирму (а в данном случае – обанкротившееся государство) распродать по частям и подороже. Это уровень мышления элит, действующих по принципу «после нас хоть потоп». И результат этой распродажи совершенно предсказуем. Деньги опять закончатся, и других источников пополнения бюджета и пополнения карманов просто не будет. Решили уже последний горшочек разбить и накопления, которые были результатом труда предыдущих поколений, продать с молотка. А дальше остается только собрать вещички и деру отсюда куда-нибудь подальше, на острова. Понятно, что Украину при таком направлении ожидает новая революция. То есть период хаоса, нового распада, потери территорий и другие вещи, которыми сопровождаются революции.
Владимир Артёменко
