Легендарный кабинет министров, который покончил с советским социализмом, был укомплектован с 6 по 10 ноября 1991 года. Возглавил его не Егор Гайдар, как обычно думают, а Борис Ельцин. И вторым человеком (первым вице-премьером) в кабмине был Геннадий Бурбулис, сейчас почти забытый. Гайдару достались лишь вице-премьерская должность и кураторство над экономикой и финансами.
А уже буквально через два месяца (цены освободили 2 января 1992-го) начался тот спор, который кипит и сегодня: было ли реформаторское правительство глупым, злым и грабительским — или мудрым, ответственным и спасительным. Большинство сограждан выбирают первую точку зрения. При этом многие интеллектуалы добавляют, что как раз тогда и именно Гайдаром и Чубайсом были подорваны основы народоправства и заложен фундамент нынешней неосоветской автократии.
В нынешние юбилейные дни стоит отложить эту бесконечную полемику и посмотреть на произошедшее под другим углом зрения.
В качестве ключа к событиям тех лет возьмем самую на сегодня благополучную из реформаторских карьер.
Многие видели на экранах одного из наиболее респектабельных людей России — Александра Шохина, президента Российского союза промышленников и предпринимателей (в просторечии — «профсоюза олигархов») и кавалера трех степеней ордена «За заслуги перед Отечеством». Но мало кто помнит, что в стартовом составе правительства реформ он занимал такую же вице-премьерскую должность, как Гайдар. И отвечал он там, представьте, за социальную политику — чтобы простому человеку и при капитализме жилось сносно.
Вся наша действительность состоит из парадоксов, но этот — один из самых эффектных. Кого до сих пор клянут за то, что рядовых людей в 92-м бросили на произвол? Гайдара, а вовсе не его коллегу, который официально отвечал за заботу о народе. Кто сегодня председательствует в совете олигархов? Тот, кто 30 лет назад взялся налаживать жизнь совсем по другую сторону баррикад. Случайно это? Нет. Попытка ли это найти «настоящего виновника»? Тоже нет.
В советское время хозяевами страны, как и сейчас, были олигархи, хотя их называли иначе. Директора производственных объединений, партийные наместники районов и областей, ведомственные авторитеты, генералитет армии и спецслужб.
Сегодня мы понимаем, насколько глубоки общественные корни этой системы. Все меняется, включая персональный состав высшего круга, а прежние роли продолжают разыгрываться все новыми и новыми людьми.
При Брежневе, в эпоху дефицитов, гендиректор НПО держал подсобное хозяйство, выгонял своих итээров и мэнээсов на сельхозработы и выдавал им часть произведенных продуктов питания. При Ельцине, в эпоху радикальных рыночных реформ, начальник убыточного предприятия, неспособного продать свои изделия на рынке, работников не увольнял, выбивал деньги у властей и продолжал платить зарплаты, хотя и нищенские, конечно. При Путине, в эпоху всевластия государственной машины, эта машина по-прежнему неспособна сама организовать людей. Поэтому президентский указ, объявляющий «нерабочие дни», предписывает владельцам и руководителям фирм эти «дни» сотрудникам оплатить. Рядовой человек продолжает жить под опекой хозяйственного магната, как крепостной под опекой барина.
Какую реальную задачу 30 лет назад ставила жизнь перед любым российским правительством? Старая советская система разваливалась на глазах. Все размышления теоретиков того времени о каких-то плавных и управляемых ее преобразованиях были иллюзорны. Историческая заслуга Ельцина в том, что он в последний момент перед распадом это понял и позвал Гайдара. А вот надежда соорудить что-то принципиально новое была утопичной. И это они оба тогда не понимали. Вместе с очень многими. Включая меня, например.
Реальные гайдаровские реформы заняли всего несколько месяцев и к весне 1992-го уже состоялись. Это была не ликвидация старой системы, а смена ее языка. Вместо административно-социалистического участники экономической жизни перешли на административно-рыночный. Кто-то должен был это сделать.
Но навыки тех, кто участвовал в решениях, остались прежними. «Рынок» не вылечил чиновников, включая новую их поросль, от алчности и мании величия; не привил монополистам, старым и новообразованным, вкус к свободной конкуренции; не сделал тех, для кого коррупция — среда обитания, носителями протестантской этики. Они успешно перевели деловые отношения на «рыночный» язык, но оставили за собой привычные роли.
Не смогли найти для себя новую роль и народные массы. Перестройка, потом свободные выборы, потом оборона от путчистов в августе 1991-го — все это лишь ненадолго их встряхнуло. Однако не вывело по-настоящему из состояния покорности властям и судьбе. Люди не научились отстаивать свои интересы и в большинстве даже не видели способов это сделать.
Почему, например, сгорели вклады? Уже через два–три месяца после освобождения цен стало ясно, что инфляция несравнимо выше, чем ожидала команда Гайдара. Вполне простительная ошибка в условиях хаоса.
Но, убедившись, что вклады исчезают, Шохин, Гайдар и прочие в принципе могли что-то предпринять уже весной 1992-го. Ведь деньги советского времени, накопленные людьми, — это гособязательства. Власть, которая считается со своими гражданами, не должна вести себя так, будто это не ее проблема. Можно было, скажем, перевести вклады в твердую валюту и зафиксировать как государственный долг, отложив размораживание до лучших времен. Фактически именно так и поступили с иностранными долгами.
Почему о защите собственных вкладчиков даже толком и не думали? А потому, что весной 1992-го правительство взяли за горло совсем другие круги. Магнаты и лоббисты исступленно требовали денег, ссылаясь на свою феодальную обязанность содержать зависимых людей. И получали. Потому что их давление ощущалось как неодолимое. В отличие от прямых настояний масс — шумных, но не особо мощных и совсем не организованных. Как это обычно бывает, власти помогли сильным и настойчивым, а не слабым и нерешительным.
Олигархат обретал новое лицо. Сил его «упразднить» не было ни у Ельцина, ни, тем более, у Гайдара.
До конца 1992-го Егор Гайдар еще оставался в правительстве, постепенно повышаясь в должности (с марта — первый вице-премьер, с июня — и. о. премьера) и при этом теряя один властный рычаг за другим. В декабре 1992-го он был уволен, и его карьера на этом, по сути, закончилась. Возглавленный им перевод экономики на рыночный язык был очень сложной, но сугубо технократической задачей и не мог занять много времени.
Виновником всех бед Гайдар сделался из-за того, что со всей искренностью изображал происходящее как романтический поход к светлому будущему и публично брал на себя ответственность за происходящее стране.
А его собратья по правительству реформ каждый по-своему устроились в обретшей новое лицо олигархической системе. Ельцин как реальный политик старался использовать ее в собственных интересах. Чубайс продвигал в миллиардеры и магнаты своих приятелей, не догадываясь, что они сдадут его с потрохами. А Мудрый Шохин просто растворился в ней и спокойно процветает по сей день, никем ни за что не упрекаемый.
То, что было сделано правительством реформ за отпущенный ему год, выглядит сейчас как отрезок дороги, ведущей от советской системы к сегодняшнему режиму. Но после 1992-го эта дорога не раз могла свернуть и на другой маршрут. В том, что этого не случилось, нет вины реформаторов начала 90-х. Их дело просто не перешло в руки людей, которые лучше, чем они, видели будущее.
Сергей Шелин
