Российская часть Сети, связанная с медиа и политикой, занимается выяснением важнейшего вопроса: а что, собственно, имел в виду профессор ВШЭ Гасан Гусейнов, когда называл русский язык «убогим и клоачным»?
Он чего хотел, хорошего или плохого? Он обидеть нас хотел? Или напротив — воззвать к лучшему в нас, чтобы мы восстали против грехов своих и очистились?
Напомню, если кто пропустил (орфография профессора-филолога сохранена):
«Почему некоторым россиянам кажется, что русским в Украине невмоготу выучить к своему русскому еще и украинский?
Потому что, приехав, например, в Берлин, эти умные люди не удивляются, увидев в тамошних киосках газеты не только на немецком, но и на русском и турецком, сербском и французском, греческом и польском, английском и итальянском.
А в Москве, с сотнями тысяч украинцев и татар, кыргызов и узбеков, китайцев и немцев, невозможно днем с огнем найти ничего на других языках, кроме того убогого клоачного русского, на котором сейчас говорит и пишет эта страна.
Язык, из которого вынуто удивление: черт побери, а мир-то населен более умными и человечными людьми, чем я и мои соотечественники, как же так? Как же я дошел до жизни такой?
Патамушта империя и великая держава? Наоборот: потому что не империя, не великая держав, а порядком одичавшая страна».
Развернулась война толкований и расследований. Сам виновник торжества, понявший, что привлек к себе излишнее и отнюдь не дружелюбное внимание, уже сотрудничает со следствием и дает объяснения.
«Вам нужны примеры законов, принимаемых на русском языке и противоречащих самому смыслу, самому понятию закона? Декриминализация домашнего насилия, например, это просто преступный закон, который будет стоить многим людям жизни. Или судебные процессы и сроки за несовершенные преступления».
Знаете, а я ведь тоже против декриминализации домашнего насилия. И я тоже считаю, что эта декриминализация — ни что иное как дикость и преступная глупость. Могу ли я назвать себя единомышленником Гасана Гусейнова?
Мне почему-то не хочется этого делать.
Более того, я вообще считаю вопрос «Чего хотел Гасан Чингизович?» глубоко вторичным. Я полагаю, что судить человека по намерениям стоит лет до 13—14. После этого наступает возраст, в котором человека судят не по намерениям, а по последствиям. По результату.
Потому что взрослость — это ответственность, прямо вытекающая из способности и обязанности предвидеть результаты своих действий. Если человек не способен на это, он дурак. Если не желает — инфантил.
Кроме того, мне кажется, что звание профессора одного из престижнейших вузов страны предполагает некоторую интеллигентность — особенную компетентность как в этике, так и в эстетике. А если человек филолог, то мы вправе ждать от него умения пользоваться языком как коммуникативным и как мыслительным инструментом, не пренебрегая ни его этикой, ни эстетикой.
Но что мы видим? Профессор филологии обвиняет современный русский язык в том, что это убогий язык клоаки, но сам при этом употребляет такие слова, как «патамушта» или, скажем, «колорадский». Он полагает недостатком ума и человечности желание русских на (а не в!) Украине пользоваться своим родным языком — пользоваться на своей родине, которой она была для многих поколений их предков.
Иными словами, профессору стоило бы отдавать себе отчет, что он сам говорит языком ненависти и клоаки. Языком украинской ненависти и языком украинской клоаки. Клоаки, в которую превратили мою прекрасную Малороссию скачущие кровожадные животные.
Если профессор, интеллигент, филолог говорит языком клоаки и ненависти и отдает себе в этом отчет — это не интеллигент. Если не отдает — не профессор и не филолог.
Тем временем PR-директор ВШЭ Андрей Лавров пояснил, что высказывания Гусейнова не имеют отношения к учреждению, где он работает.
«Он сделал это заявление как частное лицо. Его слова не является позицией ВШЭ. В целом, то, что пишут наши сотрудники в своих аккаунтах в соцсетях, не может отождествляться с мнением ВШЭ».
А почему не могут? Это что, в первый раз, что ли? Как себя чувствует профессор Сергей Медведев, предлагавший отдать Сибирь международному сообществу? Как самочувствие Кирилла Мартынова?
К слову, ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов тоже считает вот, что демарш Гусейнова очень даже касается заведения, в котором он профессорствует:
«Преподаватель университета, входя в публичное пространство – а фейсбук является публичным пространством – должен думать о том, что его поведение в сети отражается на репутации его коллег», — написал ректор. И попросил не обижать людей.
Дело, однако, не в том, обижает Гасан Гусейнов кого-то или горячо любит. Любовь мы в другом месте поищем. И не в том, что любой профессор в мире может оказаться подлецом и дураком — ни то, ни другое само по себе не противозаконно.
Дело в том, что Гусейнов не в состоянии выразить свою ненависть и презрение в достойной российского интеллигента форме. Вот что ранит мое сердце.
Если человек ведет себя не как интеллигенция, а как распоясавшаяся прислуга, как захмелевший и решивший всем тут показать шашлычник, то и место его — в шашлычной, а не в ведущем российском вузе. И доходы получать он должен тоже шашлычные.
Скоростное переобувание Гусейнова и моментальная реакция руководства ВШЭ говорят о том, что для них сейчас больше всего важно. Чтобы общественное внимание, которое привлек к себе профессор Гусейнов, ни в коем случае не перекинулось на все ВШЭ. Поэтому всплеск общественного интереса нужно как можно быстрее погасить любыми словами, которые можно выговорить не подавившись.
И мне, конечно, хотелось бы поверить руководству ВШЭ, что взгляды профессора это заведение не разделяет. Но мне почему-то не верится.
Автор: Роман Носиков
